— Что так? Сомневаешься в моей способности принимать взвешенные решения в разгар страсти? — говорю насмешливо.
Он усмехается.
— Честно говоря, Блэр, этот вопрос волнует меня в последнюю очередь. Просто в следующий раз я планирую трахать тебя, пока ты не перестанешь понимать, о чем умолять: остановиться или трахать еще сильнее. Пока время не перестанет существовать, а главным не станет одно: твоя полная капитуляция. У меня большие планы на твой прелестный, бесстыжий ротик, и разговоры, моя милая, в них не входят. Поэтому — да. Я хочу, чтобы вернулась домой и все это переварила.
Мое сердце частит от его грубой, почти оскорбительной прямоты.
— Понятно. — Я убираю прядь волос за ухо. — Но я не передумаю. Я не меняю своих решений.
— И это еще одна наша общая черта. Но скажи, пока не ушла…
— Да?
— Чего ты ждешь от всего этого?
— Ничего, поскольку в противном случае я жестоко разочаруюсь. Реальность никогда не совпадает с мечтами. — Меня тянет добавить, что эту аксиому я выучила еще в детстве, потому что мои ожидания никогда не оправдывались, но я сдерживаюсь. В конце концов, молчание — золото.
Он смотрит на меня так, словно решает в уме сложное математическое уравнение.
— Ты ставишь меня в тупик, Блэр. Кто ты? Что ты?
Улыбаюсь, глядя ему в глаза.
— Все сложно.
Тони везет меня домой. В машине полная тишина, словно он знает, что сейчас со мной лучше не разговаривать и вопросов не задавать. Словно лучше меня самой понимает, что в данную минуту мне нужен покой.
Пока мы мчимся по скоростному шоссе в сторону Лонг-Айленда, я сижу, уставившись за окно, и слежу за луной. Она то прячется за темными облаками, то снова выныривает, ярко освещая ночной небосвод. Вымотавшись за вечер морально и физически, я прикрываю глаза и думаю о Лоренсе. Вспоминаю, как на выходе из дома, пока я шла навстречу Тони, стоящему у открытой дверцы автомобиля, по спине побежал холодок, и мне вновь почудилось, что за мной наблюдают. И как, обернувшись, я увидела, что Лоренс стоит у окна библиотеки и смотрит мне вслед.
И тут до меня доходит.
Мы с ним ни разу не поцеловались.
Утром я звоню Элли и приглашаю ее на ланч в наш любимый суши-бар. Хочу поделиться последними новостями, а также сообщить, что я бросаю работу. Ну, по крайней мере, на то время, пока буду игрушкой Лоренса.
Есть еще одна причина: мне нужно выбраться из квартиры. Воспоминания о его зеленых глазах, о его голосе, о вчерашнем вечере мучают меня почище ночного кошмара. Я не могу выбросить все это из головы. Не знаю, почему, но я до сих пор ему не позвонила. Вероятно потому, что мне нравится играть с мужчинами в игры — пусть подождет вместе со своими миллионами, — а может, я боюсь, что все от начала до конца выдумала.
Когда мы заходим в ресторан — уютное заведение в Нижнем Ист-Сайде, знаменитое своими обедами бэнто, — длинноволосая хостесс уводит нас вглубь помещения, к невысокой матово-черной деревянной платформе, которая выполняет функции столика. Вокруг разложены вишнево-красные подушки, на них мы и усаживаемся лицом друг к другу. Хаус на фоне напоминает мне о сборнике Buddha Bar, который валяется дома.
— Итак, как поживает твой гитарист? — спрашиваю я Элли, пока вожусь с палочками, снимая бумажную обертку и разламывая их пополам.
— Прежде всего хочу заявить, что не несу ответственности за свое поведение, когда нахожусь под влиянием хорошей музыки.
— Что, настолько хорош?
Она краснеет.
— Боже, Блэр… он просто чудо. Я не смогла дотерпеть до третьего свидания. Просто не смогла.
Усмехнувшись, я кладу палочки рядом с тарелкой.
— Подружка, да у тебя классический синдром рок-звездной зависимости.
Она хихикает.
— Наверное. Честно, я не планировала переспать с ним так быстро. Оно само получилось.
— Конечно, само! Кстати, «так быстро» — это когда?
Она прижимает к пылающим щекам ладони, улыбается.
— На втором свидании. И, Блэр, я серьезно! Все вышло само собой. Он играл в одном баре, а после выступления мы с его друзьями и их подругами поехали тусоваться к нему домой. Сначала мы просто долго-долго целовались в спальне, ну а потом… одно за другим… и в итоге…
— В итоге он показал тебе свой медиатор? — шучу я, и мы громко хохочем.
Элли становится совсем пунцовой. Крутит головой и сжимает губы, сдерживая смех.
— Так я тебе и сказала. Я леди, забыла? Поэтому никаких интервью.
— Главное, будь осторожна и не забывай предохраняться, Элли. Ты же не хочешь подхватить хламидиоз или, не дай бог, одно заболевание, которое проходит только через девять месяцев.
— Ба! — Она закатывает глаза — сама знает. — Ладно, хватит обо мне. Расскажи свои новости. Как у тебя с Ронаном?
Мое сердце болезненно сжимается.
— Ронана больше нет.
— То есть как нет? — хмурится она. — Ты три дня назад мне о нем рассказывала…
Я замолкаю на время, пока официантка ставит перед нами дымящийся горшочек с бобами-эдамаме. Мы благодарим ее, и когда она уходит, возобновляю разговор.
— Ну а теперь все кончено. Уж слишком далеко все зашло. — Мне самой удивительно, насколько равнодушно звучит мой голос.
— Та-ак… Блэр, что происходит?
Я сижу в окружении бамбуковых стен и аромата соуса терияки, смотрю Элли в глаза и вдруг отчетливо понимаю, насколько низко я пала.
— Не знаю, помнишь ты или нет того человека из ресторана. Он еще звал меня поговорить наедине. Ладно, неважно. Вчера мы встречались и… он предложил мне просто дохрена денег за то, чтобы я спала с ним на регулярной основе при условии, если я не буду ждать от него брачного предложения. И я согласилась.