Разозлившись на себя, я стискиваю кулаки. Ронану нельзя занимать мои мысли. Он должен стать частью прошлого. Должен — и станет. Я добьюсь этого любой ценой.
Мы останавливаемся перед двойными дверями. Уильям дважды стучит. Из-за дверей почти сразу доносится отчетливое «войдите».
Мы входим, и меня окружает его незабываемый голос, сильный и властный, от которого, наверное, даже у самых смелых затрясутся поджилки.
— Привет, Блэр.
Неслышно закрыв двери, Уильям уходит.
Мы остаемся наедине. Лоренс пристально наблюдает за мной, выражение его лица не поддается расшифровке.
— Садись, пожалуйста, — говорит мне.
— Спасибо.
Присев на шоколадно-коричневый кожаный диван, я поднимаю глаза и жду, когда Лоренс начнет разговор. Но он упорно молчит. Стоит себе и смотрит на меня так, словно хочет залезть мне в душу. Не-а. Черта с два я это позволю. Неловкое молчание затягивается. Тридцать секунд, одна, две минуты…
На третьей я начинаю смеяться.
Смех рвется откуда-то изнутри, и это охренеть как приятно. Он вспарывает висящее в воздухе напряжение.
Лоренс невозмутимо закладывает руки за спину.
— Не расскажешь, что тебя так развеселило?
— Да просто такое ощущение, словно я сплю и вижу совершенно бредовый сон. Помесь «Красотки» и «Гордости и предубеждения», что, если вдуматься, жутко смешно. Как будто героиню Джулии Робертс вызвали в Пемберли-холл ради быстрого траха.
Он приподнимает бровь, губы подрагивают.
— Обижаешь беднягу Дарси. Думаю, этот парень был бы способен на большее, чем быстрый трах. — Он садится напротив меня на кушетку.
Я удивлена.
— Ты знаешь, кто такой мистер Дарси?
— Как не знать, когда тебя годами окружают женщины, — сардонически отвечает он.
Издаю смешок.
— Ужасно стыдно перед Джейн. Она, наверное, в гробу переворачивается из-за моего сравнения.
— Да брось.
— Нет, правда. — Я пожимаю плечами. — Сначала Тони на «Роллс-Ройсе»… потом твой дом, то есть, Ротшильд-холл… сады… Уильям… Кало и Пикассо… — смотрю на него в упор, — ты.
Лоренс кивает. Глаза поблескивают весельем в неярком освещении комнаты.
— Итак, ты разбираешься в искусстве и голливудских мелодрамах, а еще знаешь Джейн Остин…
— Точно. В смысле, без «Эммы» не было бы «Бестолковых».
— Интересно. Привлекательна и умна — мощное сочетание.
Не прерывая зрительного контакта, я склоняю голову набок и дерзко усмехаюсь.
— А ты красив и богат. Еще мощнее.
За это меня одаривают улыбкой. Невероятно приятной улыбкой, которая делает Лоренса не просто красивым, а прекрасным до умопомрачения. По мере того, как мы рассматриваем друг друга, веселость на наших лицах постепенно тает. Дружеская атмосфера рассеивается в воздухе, как дым, и все окружающее пространство заполняется эротическим напряжением. Я облизываю губы, а он внезапно потемневшими глазами следует за движением моего языка. Представляя, как эти губы обхватывают его член? Как я стою перед ним на коленях и, пока он сидит на кушетке, трахаю его ртом?
Момент прерывает стук в дверь. Кто-то входит, и мы слышим голос Уильяма:
— Ужин подан, мистер Ротшильд.
— Спасибо, Уильям. Можешь идти. — Лоренс коротко оглядывается назад.
Ох, он тоже это почувствовал. Я испускаю судорожный вздох. Он ведет рукой по волосам, потом обращается ко мне — вновь воплощенная сдержанность и бесстрастность:
— Продолжим наш разговор в столовой?
— Конечно.
Я встаю. Между ног тлеет огонь, требует, чтобы его потушили. Пока прихожу в себя, пользуюсь случаем и осматриваюсь — впервые после того, как зашла в библиотеку. Все стены, насколько хватает глаз, закрыты высокими, до потолка стеллажами из красного дерева. На них книги, много книг — фолианты в кожаных переплетах соседствуют с современными изданиями и потрепанными томиками в мягких обложках. Какое богатство.
— Вот это да… Вот это библиотека. Кажется, обувной этаж в Barneys только что стал вторым в списке моих любимых мест.
Обернувшись, я вижу, как Лоренс встает и идет мне навстречу. На мужественном лице прячется улыбка, точно мое поведение до крайности его забавляет. Приподнимаю бровь и складываю руки на груди.
— Что смешного?
Он не отвечает на вопрос. Молча подходит и останавливается так близко, что я улавливаю пряный аромат его одеколона, вижу на челюсти темную тень щетины. При желании, стоит положить руки ему на грудь, я могу ощутить биение его сердца. Интересно, оно стучит так же часто, как у меня?
Температура в комнате будто подскакивает на несколько градусов.
— Так ничего и не скажешь? — спрашиваю.
Он делает еще шаг, стирая расстояние между нами. Я глубоко втягиваю воздух и судорожно выдыхаю.
— Очевидно, нет…
На губы ложится его палец. Он заставляет меня замолчать. Глядя в глаза, расплетает мои руки, заводит за спину и берет мои запястья в плен. Загипнотизированная его цепким взглядом, я чувствую, как наших рук касаются мои длинные волосы. И в момент, когда кончиком носа он начинает вести по контуру моей челюсти… как же нежно… и по шее спускается вниз, моя бедная голова идет кругом. Его ласка поглощает меня целиком, она всюду.
— Как ты прекрасна, — шепчет он, задевая кожу губами.
Я с трудом сглатываю.
— Спасибо.
— Не благодари. Это не комплимент, а констатация факта.
— Ну, в таком случае… Спасибо, я знаю.
Он слегка отклоняется назад, в полуприкрытых глазах желание. Наверное, сейчас поцелует, думаю я. Инстинктивно закрываю глаза, привстаю на цыпочки, жду, но ничего не происходит. Вместо поцелуя я чувствую за ухом его щекотное дыхание, после чего он шепчет: