Легкое поведение - Страница 2

— Покажи, как.

Этих двух слов хватает, чтобы его последние сомнения испарились. Он разводит мои колени, накрывает мое тело своим и наконец-то входит — одним мощным толчком, сразу до упора. Пронзительная боль. У меня вырывается стон.

— Господи, какая же ты тугая.

Закинув мои ноги себе на талию, он начинает двигаться. Резко. Больно. Но мне нравится эта боль. Она меня отрезвляет.

— О боже, Блэр, я люблю тебя… Я люблю тебя… Люблю… — пыхтит он мне в ухо.

И в этот момент на меня обрушивается реальность. Она врезается в меня со скоростью торпеды, и я с ослепляющей ясностью осознаю, что я сейчас делаю. Что именно отдаю ему, этому ничего не подозревающему человеку.

Какого черта ты делаешь, Блэр?

Доказываешь, что ты дочь своей матери.

Даешь ей повод собой гордиться.

Пока он получает свое удовольствие, я слушаю его громкое сопение в процессе и чавкающие шлепки плоти о плоть. Меня подташнивает. Наверное, от выпитого алкоголя.

А может от отвращения к себе.

Первоначальная боль прошла. Теперь я чувствую только жжение и какую-то странную отстраненность, словно наблюдаю за всем происходящим со стороны.

Он наклоняется к моим губам, я же, почувствовав, как к горлу подкатывает желчь, отворачиваю лицо, и поцелуй приходится в щеку. Смотрю на проем ванной комнаты. Там горит свет, и все ее обшарпанное убожество, вся грязь видны как на ладони.

— Боже, я сейчас кончу… Я сейчас кончу… — продолжает пыхтеть он, вспахивая меня с удвоенной скоростью, и вдруг совершенно неожиданно напрягается всем телом и издает полукрик-полустон.

Вот и все. За пять минут, даже меньше, я умудрилась убить часть себя.

Наше дыхание выравнивается. Он выходит из меня и встает, а я, приподнявшись на локтях, смотрю, как он изучает поблескивающий в свете луны презерватив. К тому моменту, как он поднимает голову и наши взгляды встречаются, я успеваю закутаться в одеяло.

В его карих глазах отражаются замешательство, шок и радость.

— Я… Я понятия не имел… — Он держится за голову, пока мы глазеем друг на друга. — Я не знал, что ты девственница.

Я равнодушно пожимаю плечом, и одеяло соскальзывает. При виде моих обнаженных грудей в его глазах тотчас загорается похоть.

— Неважно. Я хотела, чтобы это был ты.

Это, кстати, правда.

— Но…

— Давай без «но». Если тебя это напрягает, просто забудь о том, что это было. Лично я уже забыла, — говорю я, заканчивая разговор.

Это мое тело. Моя жизнь. Мое решение. Последнее слово всегда будет за мной, а не за ним — и не за кем бы то ни было.

Не давая себе ни шанса усомниться в своих следующих словах, я поднимаю голову и смотрю на него, стоящего передо мной во всей своей нагой красоте. Мое внимание привлекает золотое обручальное кольцо на его пальце.

— Не волнуйтесь, мистер Каллахан. Я не скажу вашей дочери, что вы трахнули ее одноклассницу, — говорю я.

И этим определяю свою судьбу.

Глава 2

Мое детство нельзя назвать тяжелым. Родители не били меня и не ругали — их просто никогда не было рядом. Я была одиноким ребенком. Разговаривала с куклами и животными. Но отсутствие внимания не сделало меня мягче. Напротив, после рек пролитых слез и бесплодных молитв, обращенных к глухому Богу, мое сердце окаменело. Оно заморозило меня изнутри.

Любви мне не досталось, однако я никогда не испытывала недостатка в красивых вещах.

Родители дарили мне не любовь, а подарки… Или так они и выражали свою любовь, через материальное? Наверное, вещи и внимание в их представлении были равнозначны.

Не потому ли счастье ассоциируется у меня с обладанием?

Ребенком я была готова отдать все свои вещи за толику родительской любви. За материнскую ласку, за похвалу отца. Я мечтала хотя бы раз услышать, что они мной гордятся. Но не получала от них ничего.

Я сама была никем и ничем. Пустым местом.

Была и остаюсь.

Но теперь мне уже все равно.

Та пухленькая девочка, которая каждую ночь засыпала в слезах… которая стояла на коленях у кровати и молилась о том, чтобы в ее семью пришло счастье… чтобы хоть кто-нибудь заметил ее…

В общем, той девочки больше нет.

Вместо нее есть я — прекрасная, сияющая, пустая Блэр. Блэр, подсевшая на внимание. Серьезно, столько лет меня не замечали, а теперь, где не появись, на меня устремлены все глаза. Я упиваюсь чужим вниманием, и мне все равно, кто смотрит — мужчины, женщины… Все равно. Лишь бы смотрели.

…Стоя перед высоким трюмо красного дерева, я закатываю пояс своей клетчатой юбки, чтобы сделать ее покороче. Услышав тихое жужжание, плюхаюсь на кровать и, пока матрас вибрирует подо мной, нахожу среди мягких желтых подушек телефон. Увидев на экранчике имя, я улыбаюсь.

Мистер Каллахан.

Мне нравится дразнить его, поэтому я жду. Пропускаю пару звонков и только потом отвечаю.

— Приветик, Мэтью. — Его имя само по себе звучит как грязный секрет.

— Здравствуй, Блэр… Я уж думал, ты не ответишь, — журит меня он.

— Может, и не стоило…

— Маленькая шалунья. Сможешь в обед улизнуть из школы? У меня появился просвет в расписании. Хочу увидеться с тобой снова.

Закусив губу, я напрягаю бедра и прислушиваюсь к своим ощущениям. Жжения нет. Неудивительно, ведь прошла неделя. Мысленно представляю нас в том же обшарпанном номере мотеля с грязно-желтыми занавесками на окнах и мебелью цвета авокадо. Воспоминание такое четкое, что в нос ударяет запах его пота и вонь плесневелого ковра. Я бы предпочла встречаться в приличном отеле в городе, но для мистера Каллахана нет ничего важнее, чем сохранить нашу связь в тайне.